Отправлено: 03.09.12 12:08. Заголовок: О войне.

Раньше, в 90-е, я вёл такой образ жизни, что вряд ли моя мать могла мною гордиться. Потом, спустя какое-то время, изменилось моё отношение к жизни, и я начал жить по-другому. Из под моих рук стали появляться на свет разные прикольные вещи. И я заметил, что моя мама рассказывая о моих достижениях своим подругам, испытывает чувство гордости за своё чадо. У моих друзей появились дети, и на днях рождения, я желал им возможности гордиться ими. Ещё через определённый период времени я перестал потреблять алкоголь и никотин. И обратил внимание, мой сын с гордостью говорит другим о том, что его папа не пьёт и не курит. Тогда я понял, ребёнку не менее важно гордиться своими родителями, чем родителям своими детьми. Размышляя дальше, пришёл к выводу, что патриотизм это и есть гордость. Гордость своей страной, её людьми и их деяниями. Но сложно гордиться чем-то или кем-то там, в общем, понятнее чувство гордости за тех, кого ты лично знаешь. И таких у каждого найдётся. У меня было два деда. Один по отцу погиб в начале войны, на Смоленщине от потери крови. На фото он вроде в офицерской форме. Больше о нём ничего не известно. А второй по матери прошёл всю войну до Берлина. Продолжал служить и после, уйдя в отставку в звании майора по выслуге лет. Умер он в 2000 году в возрасте 82-х лет. Но перед смертью он успел записать свои воспоминания о войне, которые я имею честь представить вашему вниманию. Наши предки дали нам повод для гордости, а что оставим мы своим потомкам?...

 Отправлено: 03.09.12 12:14. Заголовок: ЗАПИСКИ ФРОНТОВОГО САПЁРА.

ГЛАВА 1.В КАНУН ВЕЛИКОЙ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ВОЙНЫ.

Шёл тысяча девятьсот сорок первый год. Я Хахо Аюб Тагожкукович проходил срочную военную службу в Казанском гарнизоне. За несколько дней до начала Великой Отечественной Войны, двадцать пять бойцов 18-ой стрелковой дивизии Приволжского Военного Округа, были молниеносно собранны и направлены к Казанскому речному вокзалу. Где нас ожидал пароход «Тургенев», следующий в г. Куйбышев (ныне Самара).
О причинах такой поспешности мы узнали несколько позже. В те же сутки всю 18-ю стр. дивизию поднимают по тревоге и отправляют к западной границе, как тогда говорили, на «манёвры». При этом оставив в городе военнослужащих немецкой национальности.
После того, как мы заняли места в каютах, сопровождающий как бы по «секрету» объявил нам, что мы едем в Московское Военно-политическое училище им. Ленина. Несмотря на то, что это училище считалось в те годы одним из наиболее привилегированных, это сообщение нас взорвало.
Во-первых, почему всё обставлено такой тайной.
Во-вторых, почему мы едем в Куйбышев, а не в Москву.
В-третьих, до конца службы остались считанные месяцы, и каждый уже наметил для себя определенные планы на будущее.
На часть вопросов ответил сопровождающий, остальное стало понятно, когда фашистская Германия напала на Советский Союз.
А пока мы едем в Куйбышев, в политуправление ПриВо, где предстоит пройти мандатную комиссию.
И вот мандатная комиссия. Подошла моя очередь. Пять членов комиссии сосредоточенно меня испытывают. Потребовали рассказать всё о моих родственниках до третьего колена. Незадолго до войны, все руководящие работники Шапсугского (ныне Лазаревского) района были арестованы, и объявлены врагами народа.
Это были секретарь райкома Сизо Х., председатель райисполкома Нагучев И., секретарь райкома комсомола Джаримов Г., один из старейшин аула Калеж Якуб Хахо и многие другие.
Я начал с Джаримова. Объявил комиссии, что Джаримов – мой родной дядя, кристально чистый человек. Заверил их, что он не может быть «врагом народа» хотя бы по той причине, что его туберкулёзника, от которого отвернулись врачи, вылечила незнакомая русская учительница. Как после этого он может стать предателем?
На меня посыпалось ещё больше вопросов, какие у меня с ними связи, почему я не запросил о причинах ареста и т.д. Разговор перешёл на высокие тона. Я уже хотел махнуть рукой и покинуть мандатную комиссию, но вовремя опомнился, воинская этика не позволила. Обсуждение закончилось тем, что я подозреваемый в связях с «врагами народа», покинул мандатную комиссию с опущенной головой.
На следующие утро началась Великая Отечественная Война, но об этом я узнал только на полпути в Казань, проплывая Жигулёвские горы. В Казанском гарнизоне из 18-й стр. дивизии кроме немцев никого не осталось. Нам заявили, что пытаться догнать дивизию бесполезное занятие, так как она уже участвует в боях. Началась всеобщая мобилизация. Я попал в одну из воинских частей, в Журавлёвских казармах, которая позже была включена в 10-ю армию как инженерно-сапёрная часть.
Так я стал сапёром и минёром, но боевая выучка, полученная в 18-ой стрелковой дивизии, пригодилась впервые же месяцы на фронте.

 Отправлено: 03.09.12 12:14. Заголовок: ГЛАВА 2. НАВСТРЕЧУ С..

ГЛАВА 2. НАВСТРЕЧУ С 2-Й ТАНКОВОЙ АРМИЕЙ ГУДЕРИАНА.

В критический период обороны Москвы, 10-я армия была срочно переброшена с Поволжья вокруг Москвы на встречу со 2-и танковой армией Гудериана. Наиболее агрессивной и прославленной в Европе из армий Гитлера.
/«…10-я армия была поставлена на самый левый фланг Западного фронта. Как раз в полосу того, очень большого и опасного разрыва, который существовал к концу ноября между западным и юго-западными фронтами…Только в полосе западного фронта ширина этого разрыва составляла 130-140 км, что оставляло открытыми для врага Рязань и Ряжск. Враг находился от этих городов в 30-40 км, а полевых войск здесь уже не было».
Бывший командующий 10-й армией генерал-лейтенант Ф. И. Голиков. Битва за Москву, стр.342. Изд-во Московский рабочий. 1975 г./
Наша 328 сапёрная дивизия высадилась в составе 10-й армии не далеко от Рязани в конце ноября 1941 года, и двинулась навстречу наступающей армии Гудериана. Немцы успели захватить г. Михайловский хутор, но части нашей армии с ходу его освободили.
Нам же сапёрам инжер-капитана Лебедева, был дан приказ продвигаться левее автомагистрали Рязань-Тула по снежному бездорожью, освобождая захваченные сёла и преследуя врага.
Мы двинулись вперёд, выслав боевой дозор. Сержант Чечулин, красноармеец Иванов и я. Обстановка была необыкновенная, глубокий снег, сильный ветер и снегопад. Поэтому двигались, не отрываясь от роты. При необходимости роту останавливали, а затем давали сигнал «путь свободен», и шли дальше. Было ощущение, что это продолжается уже целую вечность.
Вдруг среди снегопада показалась деревня. Остановив роту, мы скрытно подошли к первым домам. Тишина. Деревня будто замерла. В одной хатёнке заметили старушку и тихо её подозвали. Увидав нас, она стала рыдать, целовать и говорить: - «Нам сказали Русь капут, их всех перебили». Мы её успокоили, как могли, объяснив, что за нами идёт целая армия. И попросили сказать, есть ли в селе немцы. Она успокоилась, подвела нас к окну, и показала в одном саду несколько боевых немецких лошадей, подготовленных к маршу. Немцы, сказала она, обедают у хозяйки. Мы насчитали пять лошадей, значит там не менее пяти человек. Нас только трое. В начале побаивались: ведь они с боями всю Европу прошли, а мы ещё не видели живых немцев. Но надо торопиться, их труднее будет брать, когда они выйдут во двор. Приняли решение роту не ждать. Мы с Чечулиным с криком «Хонде Хох» врываемся в комнату, а Иванов подбегает к окну, что в торце дома, дабы никто не выскочил. Мы сработали молниеносно и застали их врасплох, когда они ели варёную картошку. Так как мы не знали ни одного слова на немецком языке, то у нас вышла некоторая заминка. С минуту мы смотрели друг на друга. Пилотки у них распущены, воротники шинелей приподняты и завязаны женскими платками, вместо поясных ремней торчат бечёвки, а к ногам привязаны плащ-накидки, сложённые в два-три слоя. Щёки пухлые, рты полные картошки. Один фриц держал картофелину в руке.
Все они были похожи на карикатуры, которые появились в газетах того времени, видимо журналисты не упустили появившуюся возможность.
Сержант Чечулин дулом автомата указал на дверь, и они всё поняли без слов – стали выходить с поднятыми руками, и пухлыми щеками. Никто не соизволил глотать или выплюнуть картошку. «Немецкая пунктуальность» - подумали мы.
Я подал роте сигнал «Сбор». Прибежали наши сапёры, окружили первых увиденных живых фрицев, образовав «весёлый хоровод». Кто кричит «Гитлер капут», кто частушки сочиняет – таков был финал первой встречи с немецкими захватчиками. На долго запомнили наши бойцы эту встречу. Мы передали их роте и двинулись дальше.
Вьюга не стихает, снег метёт. С трудом, пробивая дорогу, уже двигаемся по Тульской земле. Через час пути показалось новое село. Остановив роту, мы пошли в разведку. Скрытно подошли к селу. Мёртвая тишина, ни людей, ни скота, ни птиц. Увидали старушку и окликнули её. Как увидала она нас с красноармейскими звёздочками на ушанках, пулей выскочила из хаты. Схватила нас с Чечулиным за руки и побежала вперёд приговаривая : «Давай ребята, скорей, давай скорей!» Мы были ошеломлены. Она налегке, а мы одеты тяжело – в валенках, ватных брюках, полушубках… Пробежав 300-400 метров остановились и спросили : « В чём дело бабушка?». Она же снова повторила : «Скорей, скорей ребята» и добавила «…сей час, мы их догоним, и я вам покажу того Ганса, который забрал двух моих гусей!» Мы рассмеялись и сказали: «Вы не отличите того Ганса от остальных. Возвращайтесь, нам надо торопиться». Бабушке было не до смеха. Она сказала: «А я надеялась на вас, думала вернуть моих гусей». Так она бедная и вернулась со слезами, а мы пошли дальше.
К вечеру мы оказались у одного хутора из четырёх строений. Из одного дома шёл дым. Скрытно подошли к окну и заглянули внутрь. В середине, на полу, горел костёр. На нём стояла большая кастрюля. По краям сидели два немца с распущенными пилотками, поднятыми воротниками, поверх которых были обвязаны платки. Посреди них сидела хозяйка и поддерживала огонь. В углу стояли два пулемёта. Мы влетели с криком: «Хонде Хох!» Немцы поднялись не спеша, они вроде чувствовали, что война для них закончилась…
Пленных пулемётчиков передали роте, а сами двинулись дальше. Наступила ночь. Получен приказ остановиться и ждать сведений от общевойсковой разведки. Решено было согреться в небольшом домике, стоящем на перекрестке дорог, выставив боевое охранение. Рота забилась в комнату битком. Ели закрыли за собой дверь, прижавшись, друг к другу. Через несколько минут, вся рота спала стоя после тяжкого перехода.
Резко переменилась погода. Наступили ясные, тёплые дни. «Мессершмидты» свирепствуют и контролируют все дороги.
10-я армия не имела авиационного прикрытия, так же не было у неё и танков. Все резервы Ставкой были отданы армиям, действующим вблизи Москвы. Десятая же армия была поставлена на самый левый фланг Московского контрнаступления (250-400 км южнее Москвы).
Мы приблизились к лесным берегам реки Прони. Немцы закрепились на высоком, обрывистом берегу. В домах установили орудия и пулемёты, посадили в них снайперов. Белоснежный высокий берег, стал естественным оборонительным рубежом. Несколько суток шли ожесточённые бои. Этот вал стоил нашей дивизии многих жизней.
Анализируя эти бои после войны, бывший командующий 10-й армией генерал Ф.И. Голиков писал:
«Наступать пришлось на врага, укрепившегося на высоком, обрывистом берегу реки Прони. В этом первом для дивизии бою, была допущена поспешность и неосмотрительность. В результате головной полк понёс серьёзные потери… Первые бои показали необходимость действовать, главным образом, длинными зимними ночами и в метель, в плохую погоду, когда авиация противника бездействует, а так же использовать преимущества наступления на широком фронте, смело вклиниваясь в незанятые частями противника промежутки, бить их в стыки, обходить и смело идти на окружение врага.»
Бои на реке Прони напоминают слова появившейся позднее песни:
«Как много их, друзей хороших,
Лежать осталось в темноте.
У незнакомого посёлка,
На безымянной высоте…»
Нам, сапёрам, так же пришлось попытаться взять эту высоту, но после неудавшейся атаки, тоже отошли. После того как отдалились за 500-600 метров, пошли в полный рост в расположение тылов, подавленные неудавшимся наступлением. Мой сосед справа, что-то оживлённо рассказывал. Не обращая на него внимания, я оглядывал высокий берег, сожалея, что нам не удалось там удержаться. Ведь в наших руках уже были первые дома, вот только в нужный момент не оказалось у нас противотанковых средств. Мой собеседник шел, справа от меня, позиции противника оставались слева. Вдруг мой сосед сильно застонал. В верхнюю челюсть угодила разрывная пуля снайпера. Одновременно со стороны немцев донеслось эхо выстрела. Снайпер не мог видеть моего соседа, он был моего роста и находился справа от меня. Значит, снайпер целился только в меня. Остаётся загадкой, как пуля меня миновала. Возможно, в тот миг я поскользнулся на декабрьском льду. На фронте случались такие парадоксы, которые не объяснишь иначе, как «…этот человек в рубашке родился».
Забегая вперёд, расскажу удивительный эпизод, происшедший в конце февраля 1944 на реке Иппе Гомельской области.
Вели мы инженерную разведку для танковой переправы с командиром пехотного батальона. С его НП рассматриваем панораму реки, оборону противника и место будущей переправы. О том, что немецкий снайпер держит под контролем амбразуру НП, никто не знал, так как его только построили полковые сапёры.
- Видите чёрную точку? – спрашивает комбат.
- Вижу не одну, а несколько, - отвечаю я, ибо после каждого взрыва мины на льдине, остаются следы в виде чёрных точек.
Что бы лучше рассмотреть интересующий меня участок, пришлось изрядно поднять голову, чем не замедлил воспользоваться вражеский снайпер. Пуля угодила точно в звёздочку на ушанке, и вероятно снайпер занёс меня в свой «лицевой счёт». А зря! Моя шапка ушанка была мала для меня и сидела на макушке, а потому пуля прошла по волосам, даже не задев голову.
Во второй половине декабря 1941 года бои приняли особый характер. Все передвижения и боевые действия было приказано выполнять только ночью или в пургу. С рассветом же останавливаться и укрываться в населённых пунктах или в лесах со строжайшей маскировкой. Тогда, в первую военную зиму, по крайней мере, на нашем участке, сплошного фронта не было. В тёмную ночь легко можно было угодить в расположение противника. И происходило это довольно часто. Поэтому на каждые сутки перед наступлением темноты, устанавливался строго секретный пароль и доводился он до каждого бойца и офицера. К этому времени я был назначен связным от нашей части при штабе дивизии. Все приказы, донесения и пароль, я должен был доставлять в свою часть в любую погоду.
А «Мессершмидты» и «Хейнкили» свирепствовали, безнаказанно охотясь за каждой машиной, повозкой и даже одиночным бойцом.
Вспоминая полвека спустя те события, самому с трудом верится в пережитые истории, а современному человеку тем более. Кто, например, поверит, что на меня одного «мессер» пикировал два раза.
Этот период стал для меня самым кульминационным в Отечественной войне. В этих условиях нельзя было терять самообладания. Ночные передвижения так же могли быть чреваты большими неожиданностями.
Однажды ночью, следуя в часть по лесной тропинке, напоролся на группу немецких солдат, идущих навстречу. Слышу топот солдатских сапог и немецкую гортанную речь. Я решил уступить им дорогу, и углубился в лес. Но с ними оказалась собака и она забеспокоилась. Углубившись в снег, я приготовился к бою. Немцы прошили лес автоматными очередями, трассирующие пули полетели над головой. «Успокоив» собаку, они пошли дальше своей дорогой.
Очередной раз я подумал: не в рубашке ли я родился!
В первую военную зиму мы прошли пешком с боями – часть Рязанской области, Тульскую область, Калужскую и Смоленскую область до села Хлуднево.
Военные теоретики того времени по разному объясняли поражение немецких войск под Москвой. Нельзя согласиться с теми, кто на первое место ставит суровые условия той осени и зимы. Но и отрицать тот факт, что сильный ветер со снегопадом, вьюга и бездорожье, способствовали успешным действиям наших войск в условиях отсутствия авиационного прикрытия. Кто этого не признаёт, тот не прав.

 Отправлено: 03.09.12 12:15. Заголовок: ГЛАВА 3. ВПЕРЕДИ КУР..

ГЛАВА 3. ВПЕРЕДИ КУРСКАЯ ДУГА И ДНЕПР.

В Феврале 1943 года наша инженерная часть была переброшена к городу Елец. Отсюда двинулись до будущей «Курской дуги». Немецкие войска, отступая, преднамеренно образовывали, как они считали «ловушку», которая в дальнейшем получила название «Курской дуги». Она охватила большую территорию между Белгородом и Орлом, с городами Курском и Севском в центре. Противник занял позиции дугообразно, в расчёте заманить наши войска внутрь и устроить нам второй, уже свой «Сталинград».
К середине весны мы сосредоточились недалеко от Севска. По тому, как эвакуируются прифронтовые сёла, было видно, что здесь вскоре развернутся серьёзные события.
Немедленно приступили к строительству оборонительных рубежей. Особенно мощные укрепления возводились в районах сёл Васильевка, Старая Белица и других местностях Канышевского района. Строительство рубежей длилось до конца июня. Затем начали минировать все танкоопасные направления вдоль линии фронта. Вскоре закончили установку минных полей, вернулись в тыл и, не предчувствуя ничего особенного, расположились в пустой школе, в 3-4 км от линии фронта.
Перед рассветом нас разбудила сильная артилерийско - миномётная канонада по всему фронту. Выскочили из школы, собрались по тревоге, заняли круговую оборону и отправили донесение в штаб бригады. Но обстановка прояснилась лишь к вечеру.
Немцы перешли в наступление лишь с севера со стороны Орла и с юга со стороны Белгорода. В расчёте на окружение всей группировки наших войск, сосредоточенных в «Курской дуге».
Через несколько дней оборонительных боёв на флангах «Курской дуги», измотавших противника, наши войска перешли в наступление по всему фронту, в том числе и со стороны Севска.
После прорыва фронта, мы пошли в открытую, без всякой маскировки, не боясь авиации противника. Пыль стояла столбом, с воздуха невозможно было разглядеть, что делается на дорогах. Сапёры уже двигались, либо на броне, либо на машинах, уничтожая засады фаустников.
Нашей инженерной бригаде была поставлена самая ответственная за всю войну задача. Стремительным движением выйти к Днепру, и в считанные дни и часы навести танковую переправу.
Этой задачи было подчинено всё. Вместе с войсками двигались – лесоматериалы, паровые копры и другая необходимая техника. На службу этой цели были поставлены лучшие достижения инженерной мысли того времени.
Мы подошли к Днепру уже имея необходимые разведданные: на участке форсирования, южнее города Лоева, ширина реки составляла 600 метров, а наибольшая глубина девять.
Стрелковые части с ходу захватили за Днепром плацдарм 20 кв. км и продолжали его расширять. Нам надлежало возвести через Днепр переправу на свайных опорах, да так быстро, что бы противник не успел перебросить танки с других участков фронта. Весь бассейн Днепра был окутан дымовой завесой. Немецкая авиация пыталась «вслепую» бомбить строительство переправы. Взрывная волна иногда сталкивала сапёров в реку, но они с ещё большим ожесточением продолжали строительство. Спустя более пятидесяти лет, трудно описать этот бой за Днепр. Для этого понадобилось бы написать целую книгу.
Но я и сей час хорошо помню: наша битва за Днепр продолжалась три дня и три ночи. На четвёртый день по мосту пошли танки и катюши. Знаю, не каждый поверит в это чудо, но это было точно так. В годы войны, когда это было нужно для победы, вся страна помогала. Как только на плацдарме появились наши танки и катюши, фронт сразу тронулся. Всё тише стали доноситься разрывы мин и снарядов. Днепр остался позади.
Вскоре после Днепра фронт упёрся в небольшую речку шириной не более 100 метров. Немцы заняли господствующие высоты. На наше счастье начался снегопад, метель и вьюга, которые «ослепили» противника. Командование поручило нашей роте, навести мост для тяжёлой техники на свайных опорах. Слава Богу кругом был лес.
Строили с двух сторон, дошли до середины реки, осталось установить две опоры. Вдруг начинает проясняться, скоро мы окажемся на виду у немцев как мишени. Этого допустить нельзя. Для этого достаточно последние опоры выполнить рамными. Трём сапёрам надо лезть в ледяную воду, спланировать место установки рам. Поскольку «моржей» в роте не оказалось, выбор пал на молодёжь. Я оказался в их числе. Пока плотники готовили рамные опоры, мы подкрепились, «согрелись» разведённым спиртом и окунулись ледяную воду. Мостовая переправа была готова к нужному часу.
Ещё одна водная преграда осталась позади.

 Отправлено: 03.09.12 12:19. Заголовок: ГЛАВА 4. НА РЕКЕ ИПА..

ГЛАВА 4. НА РЕКЕ ИПА.


Река Ипа невелика, шириной 30-40 метров, но и здесь не обошлось без приключений. Во второй половине февраля 1944 года в направлении на Барановичи, мы достигли Ипы и преодолели её. Освободили несколько населённых пунктов западнее реки. Дальше местность пошла болотистая и лесистая. Тылы войск растянулись, многие отстали.
Командование решило остановиться, закрепиться подтянуть тылы. Останавливаться на болотах не выгодно, на руку противнику. Приняли решение отвести войска на восточный берег, который был высоким и господствующим. Местность с него простреливалась на десятки километров на запад.
Мы уже успели построить мост на пяти свайных опорах, взрывать его жаль. Через небольшой промежуток времени он нам снова понадобиться. Поэтому решили поручить одному сапёрному взводу, заминировать мост. Установить противотанковые мины на дороге перед мостом и попытаться удержать его в своих руках несколько дней. Эта задача выпала мне и двенадцати моим сапёрам. Работы по минированию выполнили засветло. Начался отвод войск. Они занимали участки на склоне восточного берега в 300-400 метрах позади нас.
Закончился отвод войск. Отошла и наша разведка. Я со своим взводом остался один на один с немецкой разведкой на нейтральной полосе.
Нас посетил командир роты со старшим офицером оперотдела штаба бригады. Они привели с собой молодого лейтенанта по фамилии Пулакин. Нам его представили и сказали: - «Отныне старшим здесь будет лейтенант Пулакин. Так решило командование. Ибо ответственность слишком велика». Это было вызвано тем, что на тот момент я не имел офицерского звания. Я не возражал, только выразил опасение, что мы сапёры в чёрных шинелях на белоснежном фоне демаскируем себя. Немцы, те все в белых халатах. Гости согласились с моими доводами, и указали, что надо быть начеку. Будто мы сами этого не понимали. Я попытался снять людей с минного поля, но лейтенант Пулакин возразил.
- Будем снимать людей и закрывать проходы в минных полях, когда начнут двигаться немецкие танки - отрезал он по-книжному.
Гости стали уходить. Подозвали Пулакина и намекнули, что если мост взорвут, когда на нём будут немецкие танки, то орден Красного знамени ему гарантирован. После этого он стал ещё более не сговорчивым. Невдомёк было ему, что на этом участке у немцев и танков то нет. И в контратаку они не собираются.
Я сознавал всю сложность нашего положения. Мы выдвинуты далеко вперёд. Наблюдатели докладывали, что выше и ниже по течению со стороны противника, люди в белых халатах переходят лёд. Численностью по одному взводу. Было ясно, что это немецкая разведка. Когда Пулакин в очередной раз говорил о подрыве моста только в момент прохода танков, со всех сторон по нам открыли огонь. Когда мы с ним выскочили из землянки, наши бойцы отходили по кювету, а над их головами проносились очереди из трассирующих пуль. Что бы уменьшить возможные потери, я дал команду, принять влево, и сам прыгнул с кювета в поле. Вероятно, в поднявшейся канонаде меня не услышали, и никто не выполнил мою команду. Вся наша оборона открыла огонь в сторону моста. Снаряды и пули полетели через мою голову. Я оказался между двух огней. Времени на раздумье не было, и я не растерявшись прыгнул в какую-ту тёмную яму. Она оказалась воронкой от авиабомбы большого диаметра, заполненная водой со льдом. В соседней воронке притаились немецкие разведчики. На беду в автомат попала грязная талая вода, и без чистки он вряд ли будет работать. Оставалось только притаиться, вот когда моя тёмная шинель пригодилась как никогда для маскировки.
По окончании переполоха, я ещё долго слышал их гортанный шёпот. Поэтому когда мои товарищи кричали и звали меня, я не мог им ответить, не выдав себя. Взорвав мост, Пулакин посадил людей на машину, и увёз их на новое место дислокации штаба инженерной бригады.
Поздно ночью, выбравшись из воронки, дополз до нашей батареи. В штабе артбригады просушился, согрелся и переждал до утра. Искать свой штаб ночью в лесу занятие бесполезное. После рассвета разыскал его в пятнадцати километрах от линии фронта. В начале меня приняли холодно и недружелюбно. Позже я понял, в чём дело. Не разобравшись в ситуации, послали донесение в штаб без объективной информации. Три минёра попали в плен по милости Пулакина. Меня же объявили пропавшим без вести.
Миновало несколько дней. Пришло время наступать. От сапёров ждут переправы для танков, катюш и другой техники. Получен приказ, навести танковую переправу в пяти километрах ниже прежнего моста, в течение одной ночи. Готовность к 6.00 утра. Выполнить приказ, поручено мне с шестью сапёрами - плотниками. Договорившись с командиром роты, подползли к месту строительства и, выслав донесение о начале работ, стали дожидаться наступления темноты. Дождавшись, начали выполнять замеры и другие, изыскательные и подготовительные работы.
Позиции противника в 100-150 метрах от берега реки. Он обстреливает реку ураганным огнём. Все работы выполняются ползком, при вспышке ракет каждый замирает на месте. В тоже время рядом снами переправляются к западному берегу, бойцы подошедшего лыжного батальона, занимая исходные для атаки позиции.
Но никто, ни мы, ни пехотинцы, не знали о подстерегающей нас, более серьёзной опасности, чем вражеские пули. Дело было в том, что при толщине льда в 15-20 см, при взрыве мин или снарядов, образуются ледяные проруби, сверху прикрытые снегом. Провалившегося человека в прорубь, подлёдная вода уносит далеко вниз по течению за считанные секунды.
Двигаясь с рулеткой и выполняя какие-то замеры, я оказался на краю такой проруби. Рядом оказался один пехотинец, которого я не заметил из-за его белого маскхалата. Ни он, ни я не знали, что мы на краю пропасти. Внезапно в полном вооружении, я бухнулся в ледяную воду. Пехотинец крикнул, дай руку. Я его не видел, и не знал, куда протянуть руку. Но он успел схватить меня за плечи. Возможно, сыграло роль то, что прорубь была покрыта кусками битого льда, которые меня притормозили. Общими усилиями сумели выбраться на твёрдый лёд. Всё произошло мгновенно, я промок до плеч. Но ноги были так плотно обёрнуты портянками, что вода не успела просочиться в валенки. Переправу наводили с такой энергией, что не заметили, как наступило утро. В 6.00 часов танковая колонна переправилась по мосту. Теперь можно было любоваться своей шинелью покрытой ледовым панцирем.
Подошла кухня с горячей пищей, а комроты из своего «НЗ», выделил полстакана разведённого спирта в качестве «первой помощи».
Кто-то подъехал и крикнул: - Старшину Хахо, срочно в штаб. Через час я был в машине с группой будущих офицеров, выезжающих в учебную бригаду в поселок Нахабино, Московской области.
Глупость рождает глупость. Не отдали бы приказа о начале строительства, пока лыжники не отогнали немцев от реки, не случилось бы трагедии с прорубью, которая имела серьёзные последствия. Вместо учёбы, я попал в центральный военный госпиталь им. Бурденко. Лечение было долгим и тяжёлым. Последствия болезни то же оказались не из лёгких. После климатического лечения, я окончил Московское военно-инженерное училище, куда был определён мандатной комиссией при пересыльном пункте Краснопресненского РВК.
Благодаря врачам госпиталя им. Бурденко, а в частности лечащему врачу майору медслужбы Николаеву, стал на ноги так прочно, что болезнь не дала осложнений с 1944 года до сего времени. Более полувека в моём личном архиве хранится выписка из истории болезни, которая гласит: «Диагноз: остатки перенесенного правостороннего эксульдативного плеврита, подозрительные по туберкулёзной этимологии».

 Отправлено: 03.09.12 12:20. Заголовок: ГЛАВА 5.ВСТРЕЧА НА Р..

ГЛАВА 5.ВСТРЕЧА НА РЕКЕ ШПРЕЯ.

В третью армию маршала Рыбалко, я прибыл из Московского военного училища за две недели до начала Берлинско-Пражской операции. Шли последние приготовления к ней. Этого времени мне хватило для ознакомления с обстановкой, бойцами и городом Бунцлау, где базировался штаб инженерной бригады.
В свободное время решили сходить к памятнику М. И. Кутузова. Оказалось, что немцы сохранили его в первозданном виде и чтут его как гениального полководца.
Вот, что рассказал нам пожилой немец-учитель из дома-музея Кутузова: «Михаил Илларионович Кутузов умер в городе Бунцлау 28 апреля 1813 году, а накануне 27 апреля император Александр и кайзер Вильгельм пришли проститься с умирающим полководцем. С трудом, подняв отяжелевшие веки, Кутузов вгляделся в царя. Александр боялся его. Большая изувеченная голова Кутузова пугала императора.
-Простишь ли ты меня Михайло Илларионович?- спросил он.
-Я прощаю Вас, но простит ли Вас Россия?- ответил полководец.
Об этом стало известно благодаря чиновнику Крупенникову, находившемуся в тот момент за ширмой.
16-го апреля, за полтора часа до рассвета начался артобстрел немецкой обороны. С рассветом авиация начала бомбить тылы противника, а артиллерия перенесла огонь вглубь обороны, и мы двинулись вперёд на бронях и машинах.
Без заминки преодолели реку Нейс. Удар по врагу был настолько силён, что лес на западном берегу перестал существовать: остались лишь изувеченные от снарядов и мин стволы деревьев. Дикие звери, которых застала в лесу артподготовка, бродили контуженые среди боевых порядков, вызывая смех наступающих. И, несмотря на всё это на некоторых укреплениях продолжали отстреливаться. Сапёры и минёры неотступно следовали за танками, устраняя засады фаустников.
В первый же день операции, мы достигли реки Шпрея в 120-130 км юго-восточнее Берлина. Ночью, под носом у противника, я со своим взводом навёл понтонную переправу и к полудню следующего дня переправил все танковые бригады армии. Дошла очередь до гвардейской миномётной бригады.
С рассвета дымовая завеса окутала весь бассейн реки. За ночь и утро я выдохся. Присел на пенёк передохнуть. Подул ветер и я оказался в дыму. В тот же момент кто-то позвал меня: - «Аюб, Аюб, не ты ли это будешь?» Я оглядываюсь вокруг, но ничего не могу понять, так как сижу в сплошном дыму.
Когда дым немного рассеялся, вижу один старший лейтенант ставит свою катюшу в сторонке и направляется в мою сторону. Восклицая: «Кого я вижу, кого я вижу!». Ко мне подходит лучший друг детства и коллега по школе Халид Махмудович Коблев из Красно-Александровского аула.
Вот эта была встреча! И ни где, ни будь, а на самой Шпрее. К сожалению, длилась она не более минуты. Успели лишь обняться и попрощаться. Не удалось нам встретиться и в Берлине, так как мы не успели обменяться номерами частей.
Увиделись мы с ним только дома после войны. Жаль, что Халиду Махмудовичу, так много сделавшему для победы над фашизмом, оставалось жить совсем не много. Умер он вскоре после окончания войны, и похоронен на родовом кладбище в Красно-Александровском ауле.

 Отправлено: 03.09.12 12:20. Заголовок: ГЛАВА 6. НА ПУТИ В Б..

ГЛАВА 6. НА ПУТИ В БЕРЛИН И ПРАГУ.
Труднее нам пришлось за рекой Шпреей на болотистом участке. Там мы прокладывали лежнёвую дорогу и под огнём противника «протаскивали» колёсный транспорт.
Танки вышли на оперативный простор. Устраняя многочисленные препятствия, мы догнали их лишь на окраине Берлина, у Тельтова канала. Отступая немцы не пожалели прекрасный мост на Тельтовом канале и взорвали его. Мы восстановили его, пропустили танки на южную окраину.
Посадили сапёров обедать. Из соседнего, горящего квартала вышел пожилой немец с тросточкой. Дошёл до середины моста и бросил в низ тросточку. Мы уже поняли его намерение, но было поздно, он бросился вслед за тросточкой и ушёл ко дну. Только шляпа его долго кружила на поверхности реки.
Я вспомнил и рассказал бойцам историю допроса одного немецкого унтер-офицера в селе Моховом, в декабре 1941 года. В промежутках между допросами я держал его на морозе в «лёгком» белье, что бы был разговорчивей. Наши бойцы окружали его и спрашивали: «Ну, как Гитлер капут?». Он категорически отрицал: «Нихт капут, нихт капут».
Только когда война пришла в фашистское логово, немцы осознали, куда их завела клика Гитлера.
Враг ожесточённо сопротивлялся. Приходилось вышибать фаустников из каждого дома, а иногда подрывать целые многоэтажные здания. Поэтому нам не удалось дойти до центра.
Рейхстаг и центр Берлина брали войска генерала Жукова. А нам поставили новую задачу: двинуться на Прагу, оказать помощь восставшему чешскому народу.
После кратковременной передышки и пополнения боеприпасов, со всевозможной быстротой двинулись на юг Германии, вслед за танковыми бригадами 3-й танковой армии.
Наш путь пролегал по западному берегу реки Эльбы, правее Дрездена и через Рудные горы на границе с Чехословакией.
На юге Германии существовало множество концлагерей с сотнями тысяч узниками фашизма. Передовые танковые части разрушили их ограды, и на дороги хлынули огромные потоки людей. Особенно много среди них было французов, большинство которых не уступало дорогу, пока не обнимут и не поцелуются с русскими освободителями.
Это ещё больше сдерживало наше продвижение на Прагу. Рудные горы оказались серьёзным препятствием. На нём танковая армия потеряла целый день: ведь танки могли спускаться лишь в интервале 200-300 метров. Попытка организовать дополнительный спуск техники на тросах, не удалась.
На территории Чехии мы оказались среди моря людей, ожидающих нас: в машины летели цветы, девушки посылали воздушные поцелуи, пожилые люди со слезами останавливали машины и обнимали наших сапёров. Движение вновь затормозилось. Выручили чешские партизаны. Они взяли на себя роль ГАИ. Установили на дорогах дежурных, и разрешили движение только на юг, на Прагу. Капитулировавшие немецкие части, с белыми повязками на руках, пропускались только по целине.
Эти меры помогли к исходу 8-го мая войти в Прагу. Она была спасена от разрушения.

Майор в отставке Аюб Хахо
Посёлок Дагомыс.

 Отправлено: 03.09.12 12:21. Заголовок: АВТОБИАГРАФИЯ. Я Ха..

АВТОБИАГРАФИЯ.

Я Хахо Аюб Тагожкукович, родился в 1918 году во 2-м Красно-Александровском ауле, Лазаревского р-на, Краснодарского края.
Родители мои занимались мелким единоличным крестьянским хозяйством и вступили в колхоз с началом коллективизации в 1929 г. Отец умер в 1936 г., а мать и сейчас проживает там же во 2-м Красно-Александровском ауле, пенсионеркой.
Я поступил в Адыгейский педтехникум в 1933 г., который окончил в 1935 г. Летом 1935 года закончил 2-х месячные курсы учителя истории 5-7 классов Н.С.Ш. и с осени 1935 года работал преподавателем в Лазаревском р-не Краснодарского края (бывший Шапсугский р-н). В 1939 году был призван в кадры Советской Армии, где вначале служил рядовым красноармейцем, затем младшим командиром, а с окончанием военно-инженерного училища – на командных и инженерно технических должностях.
Участвовал в боях в период Великой Отечественной войны на Западном фронте с начала декабря 1941 года по март месяц 1942 года. На Центральном фронте с марта 1943 г. по февраль 1944 г., и на 1-м Украинском фронте с начала Берлинской операции до конца войны.
После окончания войны с Северной группы войск был переведён для продолжения службы на стройки Главпромстроя МВД СССР, а ещё позже – в в/части Центрального Управления Спецстроительств МО СССР.
Уволен в запас Советской Армии по выслуге установленных лет военной службы в 1965 году с переездом в Лазаревский р-н, Краснодарского края.
До марта месяца 1967 г. работал на сезонных работах в Сочинском ферментном заводе, Дагомыском УФ и др. предприятиях.
С марта месяца 1967 г. работаю бригадиром хозяйственной бригады 4-го отделения Дагомыского чайсовхоза. Член КПСС с 1948 года.

17 сентября 1968 г. /А.Хахо/


Награды, полученные в ходе ВОВ:
1.Орден Отечественной войны.
2. Два Ордена Красной Звезды.
3. За взятие Берлина.
4. За взятие Праги.
5. За Победу над Германией ( Наше дело правое – мы победим).

 Отправлено: 03.10.12 08:29. Заголовок: Парни если у кого-то..

Я с женой и сыном на родовом кладщибе в ауле Калеж на могиле деда.



пс. Парни если у кого-то есть подобный материал, выкладывайте, очень интересная тема. Рекомендую к прочтению книгу Михаила Шелкова "Записки командира стрелкового батальона" из серии "На линии фронта.Правда о войне", а так же и другие книги из этой серии.